Я езжу в метро очень поздно.
Часто – на последнем поезде.
И мне часто везет на встречи.
1 | funny stuff.
Пятница.
Рядом со мной – пьяница.
Что, в общем, вполне нормально.
Обычный такой забулдыга, с легким запахом.
Открываю книжку. “Властелин Колец. Братство кольца” на английском.
Мужичок, до того момента разглядывавший с тоскливым видом рекламу, с энтузиазмом переключается на мой потрепанный томик.
Фокусирует взгляд. Отдергивается. Смотрит на меня с удивлением.
Потом видимо принимает решение не показывать виду – и продолжает “читать” дальше.
Увлеченно так. Внимательно. С осмысленным выражением лица…
ОК. Приехали.
На эскалаторе он догоняет меня и задает лишь один вопрос: “Девушка, а на каком языке МЫ(!) с Вами читали?”
2 | with hope
День не помню. Книга – та же.
Рядом – обычный бомж.
Но вдруг он достает очки, протирает их полой пальто и начинает читать со мной вместе.
На подьезде к ст. м. Пр Просвящения поезд останавливается в перегоне. Томительная тишина воцаряется в вагоне.
И посреди этой тишины звучный голос моего соседа произносит
“…Dark is the water of Kheled-zaram, and cold are the springs of Kibil-nala…”
Аут.
3 | eyes
В последнем поезде много свободных мест.
Можно лечь спать и ты никому не помешаешь.
Я обычно устраиваюсь в уголке и читаю книжку и я никому не мешаю.
Люблю “Властелина Колец”. Но воспринимаю только на английском.
Книжка у меня старенькая, зачитанная.
Сижу как-то с ней, любимой, на коленях, по сторонам особо не смотрю.
Но вот и скоро моя станция, убирая книжку в рюкзак замечаю, что за мной пристально наблюдает сидящий напротив человек.
Впрочем, на человека он похож мало… Грязен, заросшее бородой лицо.
Только… Глаза на этом лице были особенные. и смотрели они по-особенному.
…These deep eyes were now surveying me, slow and solemn, but very penetrating.
They were brown, shot with a green light… it felt as if there was an enormous well behind them,
filled up with ages of memory and long, slow, steady thinking;
but their surface was sparkling with the present: like sun shimmering on the outer leaves of a vast tree,
or on the ripples of a very deep lake.
I don’t know but it felt as if something that grew in the ground-asleep,
you might say, or just feeling itself as something between roof-tip and leaf-tip,
between deep earth and sky had suddenly waked up,
and was considering you with the same slow care that it had given to its own inside affairs for endless years…
